Алекс Шерер - Охотники за облаками
– Кто это? Какие-то небесные всадники? Я никогда таких не видел.
– Нет, – ответил Каниш. – Это блохи.
– Откуда они взялись?
– Откуда мне знать! Отцепились от спины какого-нибудь небесного кита, да мало ли.
Когда слышишь о китовых блохах, начинаешь особенно ценить то, что у тебя есть руки. Это же такое преимущество – иметь руки, пальцы и возможность почесаться, превращая раздражающий зуд в удовольствие. Это почти наслаждение – хорошенько почесаться, если сильно свербит.
Когда ты небесный кит в бескрайнем небе, в которого вцепился такой паразит, норовящий зарыться под кожу, у тебя нет никакой возможности избавиться от него, и остается только терпеть эту пытку, пока не подвернется что-то, обо что можно потереться, или услужливый небесный клыкач не возьмется тебя почистить.
Когда небесные киты заболевают и умирают, они падают вниз к солнцу. Иногда они ныряют туда специально, чтобы положить конец своим мучениям.
– У этих блох и крылья есть! – удивился я.
Я меньше всего ожидал увидеть прозрачные надкрылья и трепещущие крылышки под ними. Блохи были огромными, не меньше метра в длину. Если такая опустится на тебя, или вонзит в тебя свой хоботок, или ее мерзкая клыкастая морда…
– Отгоняй их! Они хотят пить, это вода их привлекла.
Блохи пытались пробурить корпус корабля прямо до резервуаров. Хоботками они пользовались как долотом.
– Как это делать?
– Вот так.
Каниш взял багор, просунул его между блохой и досками и отковырнул гадину. Блоха падала пару секунд, а потом раскрыла крылья, взлетела и уселась на прежнее место.
– Ну а если это не помогает…
На этот раз он замахнулся багром – чтобы бить насмерть, а не отгонять. Острие опустилось и вошло твари прямо между головой и грудью. Блоха содрогнулась, ослабила хватку и отпала. Теперь уже насовсем. Карла с ломом отбивалась от остальных насекомых. Дженин вела корабль, не давая ему сбиться с курса.
Я робко выглянул за борт и выбрал блоху для атаки. Несмело протянул к ней багор. Блоха посмотрела на меня и усиком отмахнулась от багра. Я старательно продел под нее багор и попытался отодрать ее, но она была как намертво приклеенная.
– Не нежничай, – фыркнул Каниш. – Избавься от нее.
Я отвел багор, чтобы сделать замах. На этот раз я опустил острие со всей силой, на какую был способен.
Послышался отвратительный звук, не менее гадкий, чем внешний вид насекомого. Гадина срыгнула и посмотрела на меня как-то укоризненно, ожесточенно дергая усиками и отчаянно пытаясь зацепиться лапками за борт. С ужасным пронзительным криком она стала падать вниз, оставляя за собой следы крови. Кровь была желтого цвета.
Два изнурительных часа ушло на то, чтобы избавиться ото всех блох. После них корпус корабля стал липким и склизким, и в тех местах, где они присосались к лодке, остались желеистые лужицы. Стоял запах гнили и падали, который еще долго не выветривался, как будто тоже прицепился к кораблю и плыл вместе с нами.
Я накачал воды и вымыл руки. Когда я отскребал остатки желтой гадости с ладоней, ко мне подошел Каниш и похлопал меня по спине.
– Хорошо, однако, поработали! – сказал он. – Хорошо!
Что ж, его представление о хорошей работе явно не совпадало с моим.
– С ракушками еще хуже, – добавил он.
У меня в голове не укладывалось, как такое вообще возможно.
– Как прицепятся к спине – вот веселье-то!
Он усмехнулся себе под нос каким-то своим счастливым воспоминаниям о схватке с ракушками. Потом он удалился к себе в каюту. Ну, хотя бы он не презирал меня так, как раньше.
Позже я увидел его, когда он делал зарубку на мачте. Таких там было уже очень много. Целая россыпь решеток – четыре вертикальные полоски, одна поперечная диагональная. Я спросил у Дженин, что они означают.
– Столько он убил.
– Чего убил?
– Небесных блох. И других тварей.
– Он что, делает зарубки всегда, когда избавляется от чего-то?
– В принципе, да, – ответила она.
На других частях корабля я видел и другие зарубки. Я решил, что они не имеют никакого отношения к зарубкам на мачте, но означают что-то еще. Я не стал спрашивать, что именно. Мне совсем не хотелось знать. Может, это были ракушки – впечатляющее число, если так. Известно, что они бывают размером чуть ли не с человека, и говорят, им ничего не стоит раздавить тебе грудную клетку.
Я никак не мог выкинуть из головы небесных блох, и то, что блоха может сесть на тебя и заключить в свое мерзкое объятие. Надеюсь, у тех, кого мы убили, не осталось друзей, которые решат отомстить. Впрочем, наверное, у блох и не бывает друзей, а только соперники.
– Скольких ты убил? – спросила Дженин.
– Пятнадцать. Может, двадцать. И стряхнул еще больше.
– Неплохо. Мы еще сделаем из тебя охотника за облаками.
Она и не догадывалась – возможно, она говорила вовсе не всерьез, – но именно эти слова мне нужно было услышать.
19. Дома
До самой последней минуты я и не вспоминал об уроках. Дом уже показался на горизонте, и мы сидели на палубе, торопливо решая примеры. Мы закончили за пять минут до того, как причалили.
Стоило только пришвартоваться, и Каниш сразу отправился искать торговцев водой, чтобы привести одного на корабль. Мы с Дженин в это время прибирались на палубе.
Вскоре появился торговец. Тучный коротышка определенно запыхался, пытаясь поспевать за Канишем. Вразвалку он поднялся по трапу, поклонился Карле и присел с ней рядом, выжидая, пока Каниш наберет в кувшин воды из резервуара. Каниш вернулся с кувшином и двумя кружками, которые поставил между ними на палубе.
Карла разлила воду и протянула одну кружку торговцу. Он взял кружку из ее рук. Принюхался. Присмотрелся с напускным неудовольствием. И только потом осторожно поднес к губам. Отхлебнул, прополоскал рот и с гримасой проглотил воду.
– Гмм… – протянул он. – Что ж…
– Ну? – спросила Карла. – Сколько дадите?
– Что ж, – вздохнул торгаш, – мне от воды такого разлива толку мало, но думаю, я могу помочь вам и сбыть ее с рук. Вдруг кто-нибудь купит! Для мытья она вполне сгодиться, или, может, умываться, или там цветы поливать.
Глаза Каниша сверкнули. Торговец прекрасно понимал, что это вода отменного качества, но не мог не попытаться сбить цену. Это даже не привычка – это уже инстинкт.
– Не нравится, – процедил Каниш, – скатертью дорога. Найдем другого покупателя. Я могу продать воду частнику на раз-два.
И Каниш щелкнул пальцами прямо под носом у торгаша. Тот и бровью не повел. Он привык к ожесточенным торгам, он жил ими. Это был его хлеб с маслом.
– Каниш! – одернула Карла, призывая его держать себя в руках.
Каниш отошел в сторону, предоставляя ей решать вопрос. Начались затяжные переговоры. Торгаш снова попробовал воду. Согласился, что да, со второго глотка вроде не так уж плохо. Пить можно. Не «первоклассная десертная», конечно, но вполне приличная.
Так все и продолжалось, пока они не договорились о цене. Они пожали друг другу руки, и торговец ушел. Вскоре он вернулся в сопровождении своих рабочих. С собой они привезли большую бочку, которую подсоединили к корабельным бакам и осушили их. Потом торговец заплатил Канишу, Каниш пересчитал деньги – дважды, – и на том они разошлись.
И мне пора было уходить. Я поблагодарил охотников за то, что взяли меня с собой – как меня всегда учили.
– Не за что, Кристьен, – сказала Карла.
– Тогда увидимся завтра, – обратился я к Дженин.
– Конечно. Надеюсь, тебе понравилось.
– Понравилось.
– Тогда мы в расчете за гостеприимство.
– Пусть это не останавливает тебя, если решишь снова меня пригласить, – сказал я.
– До завтра, Кристьен.
Я кивнул Канишу. Он кивнул в ответ, чуть заметно. А может и не кивнул. Может, из-за качки на корабле мне так показалось. Потом я помахал им рукой на прощание и направился домой, со спальником за одним плечом и рюкзаком за другим.
Я шел по знакомой дороге, мимо знакомых мест и людей. Вскоре в поле зрения показался и мой дом, и сразу за ним – дивная панорама бескрайнего неба и далеких островов.
Мама возилась в своем маленьком садике. Из дырочек лейки в ее руках текли ручейки воды. Нужно иметь хороший достаток, чтобы позволить себе сад и бассейн, пусть даже только наполовину наполненный водой. Папа сидел и читал газету с напитком в руках. Он поднял голову и заметил меня, помахал мне рукой и окликнул маму.
Мне показалось, что я уже не являюсь такой неотъемлемой частью этой семьи и этого дома, как раньше. Я побывал там, где они не бывали никогда, видел чудеса, которых они не видали. Наверное, так это и случается: мало-помалу ты взрослеешь, мало-помалу отдаляешься от привычных вещей. А в один прекрасный день понимаешь, что отлепился от этого всего окончательно, и никто тебя больше не держит, не так, как раньше. Как будто ваши руки еще тянутся друг к другу, но пальцы уже не могут соприкоснуться. Вы выскользнули из их хватки; вы их отпустили.
